Автор : Decem
Фандом : Bleach
Бета: бедняжка Ворд.
Рейтинг: PG
Пейринг: Ичиго/Гриммджо, типа.
Жанр: харт-комфорт, сюррный укур
Размер: мини
Дисклеймер: Кубо, оно таки ваше.
Предупреждение: сюжет боянный, исполнение глючное, явные признаки переедания автором кактусов.
От автора: Одна из писулек в стол, которая особенно успела меня извести. Ставлю её пред светлые очи, а уж пинать её или гладить - решать вам. В качестве обоснуя - если б я провалялась в таком же состоянии как Гриммджо, меня бы ещё не так штырить начало)
читать дальшеХорошая смерть – быстрая смерть. Легкая, в одно мгновение развеивающая на духовные частицы. Такая, в которой до последнего остаешься собой, а не добычей удачливого противника.
Но в этом теле, оказывается, по-другому даже умирать.
Болезненная свинцовая слабость переполняет его всего вместе с невыносмимо четким ощущением собственного недвижимого тела.
Тяжело.
В иссушающе вязком безмолвии тонет горькая досада на собственную беспомощность. Бессильная злость накатывает кипящими волнами, сворачиваясь вымученной апатией. Мысли неподатливо растекаются, путаясь с воспоминаниями в одну неразброчивую мешанину. Оглушающе звенит в голове тишина, воцарившаяся после того как угасли последние яростные всполохи реяцу.
Долго.
А искуственная синева, точно насмехаясь, нависает над ним, вытесняя размывающиеся в уголках глаз бледные песчаные насыпи и руины. Она не дарит легкость, а наоборот, словно давит, вжимая в песок, вытесняя дыхание. И чудится в её беззаботной ясности что-то хищное, жадное и торжествуюшее, от чего в груди что-то начинает надсадно ныть, метаться в агонии жертвы, прижатой к когтю.
Страшно…
И больно. Как-то по-особому больно. Это не не похоже на боль от ран, которую ещё можно и нужно стерпеть. Это как когда ему отрубил руку Тоусен или когда его вкатал в асфальт взявшийся из ниоткуда тип в маске Пустого. Нетерпимую боль причиняют не ранения, а та унизительная вседозволенность с которой их нанесли и собственное бессилие.
Ударили со спины, вышибли остатки сил, отбросили в сторону как досадную помеху и оставили подыхать наедине со своим же безответным телом и выедающим глаза фальшивым небом, не собирающимся прощать Гриммджо того, что он настоящий…Может ли быть что-то дурнее подобной смерти для того, кто всю сознательную жизнь боролся за себя?
Куросаки…
Одно имя для упрямого взгляда карих глаз, рыжих вихров, уверенного лезвия меча, задержавшего удар секиры. Одно имя – как преграда между ядовитым синим и безотчтетным, постыдным отчаянием. Как способ скоротать бесконечно долгие минуты перед беспамятством и попытка пробудить злость. Более привычную. Более живую, а не застаивающуюся комом в горле. На непонятного шинигами, считающего, что он не может умереть, пока его ждут его друзья. Наивный дурак.
Ведь это не помогло ему, когда он валялся полумертвый с дырой в груди, правда?
А его обещание сразиться вновь не помешает искуственным небесам накрыть Гриммджо с головой…
Джаггерджак на одну блаженную секунду опускает веки. Жертвы так не умирают. С широко раскрытыми глазами, не отведя пристального взгляда от своего убийцы.
Можно верить в кого угодно. Но этот кто-то не поможет, когда будешь подыхать…
Сейчас это его единственный и последний вызов.
…один.
Вновь открыть глаза оказывается тяжело. Бесцветная пелена долго не отпускает, словно убаюкивая, утягивает в ласковый омут бессознательности. А затем липко рассыпается режущей болью и сдавливающей виски тяжестью, когда взор снова упирается в вездесущую синеву. Судорожный вздох словно рвет легкие, грудную клетку засушливо сдавливает и булькающий свист звучит как будто откуда-то издалека, а не из глубокой раны на груди. От подобной перемены в собственном теле за одну лишь секунду снова становится страшно. Когда же, чуть отойдя от волны дурноты, Гриммджо снова фиксирует взгляд перед собой – смешно. Действительно смешно.
Были бы силы – расхохотался бы во весь голос. А так лишь изгибает пересохшие губы.
Это же надо так глупо подыхать, чтобы ещё и галлюцинации увидеть?…Хотя нет. Иллюзии и галлюцинации бывают от меча Айзена. А в песках бывают ми-ра-жи. Так их Ичимару называл.
Ми-ра-жи.
Его мираж рыжий, с карими глазами на серьёзном лице и в черном косоде. От подлинника все же отличается. У того и волосы короче и хмурится он не так тяжело и никогда он не смотрел на арранкара с таким непонятным волнением. Но на то это и мираж и пока он стоит между Гриммджо и небом, Джаггерджаку плевать на различия.
Охваченный непонятной, лихорадочной эйфорией, он глотает царапающий горло воздух, силясь то ли оскалиться, то ли сказать что-то дерзкое – но не бездействовать при виде противника. Даже если он на самом деле мираж.
Мираж же обеспокоенно сдвигает брови, беззвучно открывает и закрывает рот. Но почему-то Гриммджо не сомневается, что произносят его имя.
- Гриммджо…- и именно так, как после их последней встречи.
Ровно, спокойно, с утомленно-доверительной жалящей ноткой.
- Гриммджо, - опять говорит мираж, но интонаций Джаггерджак этот раз не узнаёт. Мираж произносит что-то ещё, качает головой и это начинает раздражать настолько, что возникает желание снова закрыть глаза и прогнать непонятное видение. Ему не дают, отрывисто хлопают по лицу.
Гриммджо бездумно шипит, глядя на назойливый мираж из-под неодъемных век. А тот уже склоняется над ним.
По идее, миражам нельзя подходить так близко – они тут же размываются, тают среди песчаных насыпей, в душной голубизне. Однако этот, наоборт, становится как будто четче, до заметного в окруженных шоколадной радужкой зрачках усталого блеска, до каждой царапинки, на бледном лице.
Мираж мрачно хмурится. Проводит по щеке горячими пальцами и Гриммджо только сейчас осознает, что дико замерз.
А затем вдруг мираж что-то обрывчато обещает-предупреждает одними губами и внезапно исчезает.
Тело охватывает раздирающая боль, как будто кто-то начал остервенело рвать его, ещё живого, на части. Синева, заполонив собой все в широко раскрытых глазах, раскрывает жадные объятья и Джаггерджак обнаруживает, что падает прямо в них. От неожиданности и прошедшейся по мышцам агонии, арранкар захлебывается полувскриком-полухрипом. В считанные секунды задыхается от отчаянного, мучительно отчетливого осозания, что он не хочет, не хочет, нет, не хочет умирать!
- Шшш…- шелестят где-то рядом и висок Гриммджо упирается в упоительно горячую ладонь. Воспаленное восприятие продолжает прогонять в голове одно и тоже безотчетное «нехочунехочунехочу», но падение как будто замедляется. Дикое, нереальное ощущение.
Арранкару отчего-то кажется, что когда-то это уже было.
Глаза открыты, их даже слегка печет в уголках, но Джаггерджак видит не все сразу, кусками. Сперва – размазанное оранжевое пятно, потом карий взгляд на бледном лице. Сейчас он особо похож на подлинного Куросаки
- Прости, - говорит знакомый голос – Потерпи немного…
Рыжий мираж совсем рядом, обхватывает теплыми-теплыми руками, окружает блаженной чернотой, вновь отделяя Гриммджо от неба, а небо от Гриммджо. Оно скалится своей фальшивой голубизной, извиваясь одинаковыми цепочками облаков, выглядывает из-за плеча миража, точно крадущийся в выжидании падальщик.
Наверное, Джаггерджак ещё падает – чувство безвольного полета в никуда продолжает остро отдаваться где-то в груди. Однако вместе с этим возникает ощущение, что никуда стало немного дальше.
Арранкар изможденно замирает, прижавшись щекой к косоде, от которого почему-то пахнет не пылью и бесцветным, а генсейской сыростью. Мираж успокаивающе, почти убаюкивая, цепляется за него черно-рыжей гранью, не отпускает. Наверное, в него неправильно верить. Но пока он не исчез, пока Гриммджо не остался падать один, пока можно еще раз закрыть глаза и просто согреться в окутавшей его темноте ...
...это действительно не так важно.
@музыка: Sting - Desert Rose
@темы: Ичиго, фанфикшн, однако, Блич, мы вас вылечим..., Гриммджо
Спасибо большон
продолжаь в том же духе ))))
А Кысу не жалко? Я боюсь, он от моей "изобретательности" действительно рехнется
Стараюсь и буду стараться
у меня и ангст-то толком не выходит, а ты нцу просишь
Ангста я не так стесняюсь
это прелесть
присоединяюсь к Акире на счет НЦы