А потом в бличе появятся русские шинигами с занпакто:"Завязывайся, Ушаночка!","Ухни, Дубинушка!" и "Гори, Лампочка-Ильича!" (c) Aelen
Новый тур, как ожидалось, весь спойлеры и ангст)) Я этого старалась избегать и даже мои старания приняли
Будем ждать.
А еще, попереносить мои и не только исполнения, штоле.
Т17-11 Укитаке|Кейго и остальная Каракурская компания, пост-канон, необходимость стереть подросткам все воспоминания о битве с Айзеном и не желание этого делать.
Т17-11 Укитаке|Кейго и остальная Каракурская компания, пост-канон, необходимость стереть подросткам все воспоминания о битве с Айзеном и не желание этого делать.
326 слов.
Темноволосая девчушка с короткой стрижкой смотрит прямо и смело. В чистых карих глазах лишь один вопрос, не касающийся ни шинигами, ни Сообщества. Она переживает за своих друзей.
Простоватый паренек, пытавшийся защитить товарищей чужим занпакто, взахлеб рассказывает о том, как они удирали от «того патлатого Терминатора», смеясь, заявляет, что это было не страшнее его родной сестры и все же не может укрыть в своем смехе проскальзывающие нервные нотки.
Его друг с детскими чертами лица и подчеркнутой пренебрежительной вежливостью, разглядывает его с заметным недоверием - даже не верится, что этот ребенок не дрогнул перед Айзеном.
Странно одетый и изрядно помятый мужчина с толикой духовной силы устало молчит, хотя Зенноске утверждал, что чудак сыпал лозунгами и ни на шаг не отходил от детей.
Девушка в очках растерянно переплетает пальцы и единственная выглядит откровенно удивленной, поглядывает на Укитаке с некоторым опасением, уже и не зная, ждать ли объяснений.
А ему очень хочется рассказать. Без утайки. Про битву, про потери, про спавшие маски, про то, как плакала красивая шинигами, в одиночку последовавшая за Айзеном в Каракуру...И поведать темноволосой девушке о том, как пылала реяцу, как неистово шел бой, с каким трудом одержал победу её друг, а потом заверить, что и с ним и с Иноуэ все в порядке тоже хочется. И внимать отважному простачку, а в мыслях благодарить Куросаки за то, что души этих детей не пошли на создание проклятого Ключа. И сказать им, какие они храбрые и замечательные - пережив спящий, гудящий от страшной духовной силы Ад, ребята заслуживали хотя бы этого...
Ведь Сообщество Душ не позволило им помнить.
Укитаке же не может позволить себе забыть.
Скомкать собственные воспоминания о крови, о боли, об арранкарах – сильных, сломанных пешках…
Поэтому сейчас он открыто улыбается детям , слушает их и говорит с ними на равных.
Может, им нельзя хранить память о пустынном хаосе, спешном беге от неизбежности, заключенной в белом силуэте с безжалостными насмешливыми глазами,об эйфории от схлынувшей опасности.
В таком случае, Укитаке будет беречь её за них.
Они заслужили хотя бы это…
Т18-52. Гриммджо/Ичиго "Не трусь, придурок."- "Вместе не страшно", А+
Т18-52. Гриммджо/Ичиго "Не трусь, придурок."- "Вместе не страшно", А+
273 слова
Это так смешно - видеть, как шинигами, утягивая его из окончательно опустошенного Уэко в Генсей, говорит с задорной улыбкой "Не трусь!", а сам не может укрыть волнения в карих глазах каждый раз, когда упоминается Сообщество Душ.
Это так раздражает - замечать, как терпеливо Ичиго сносит его нападки, безропотно принимает вызов сразиться, и как он улыбается арранкару, а взгляд его остается виноватым, словно Куросаки хотел подарить Гриммджо весь этот мир и не смог сдержать обещания.
Это так злит - затаившись, наблюдать, как рыжий по ночам ворочается без сна в постели, стискивая зубы и сжимаясь в комок, как снова и снова он отдает себя на растерзание тревогам и переживаниям за другого, как позволяет пытать себя мучительному ожиданию.
Это так правильно - проникнуть сейчас в его залитую полумраком комнату, придавить изумленно охнувшего Ичиго к кровати, сдергивая натягиваемое на глаза полотенце и презрительно шипеть "Не трусь, придурок!", слушать его резкие выдохи, попытки возразить и перебивать его, заявляя, что он не собирается торчать в Генсее с такой размазней.
Это так упоительно - провести носом по рыжим вихрам, сжать напрягшееся плечо, ощущая щекочущее шею дыхание и отчаянный пульс чужого сердца, почти что невесомо прошелестеть на ухо: "Вместе не страшно..." и обхватить вздрогнувшее тело руками, почувствовать как пальцы судорожно вцепляются ему в предплечья, а потом как расслабляется весь Ичиго и зачем-то повторяет с глупой улыбкой и печальным блеском в глазах: "Вместе не страшно..." перед тем как благодарно коснуться губами подбородка Гриммджо.
Это так хорошо - когда напротив бьется еще одно сердце и рядом дышит живое тепло и уже не надо отсчитывать дни до конца дарованого затишья.
Это так хорошо - когда вместе...
Это так хорошо - когда, и вправду, не страшно...
Т18-13. Гриммджо/Ичиго "Или ты сейчас же уберёшься прочь, или останешься на всю ночь." AU
Т18-13. Гриммджо/Ичиго "Или ты сейчас же уберёшься прочь, или останешься на всю ночь." AU
285 слов.
Гриммджо стиснул зубы. В комнате было немного зябко и хотелось натянуть на себя одеяло, но для этого бы пришлось повернуться на правый бок, а значит - отвернуться от стены и встретить вопрошающе-встревоженный взгляд карих глаз.
Джаггерджак и так выглядел слишком жалко.
Быть своенравным королем жизни - вызов. Красить волосы в голубой цвет ради примочки - тоже вызов. Ампутированная после страшной аварии по самое плечо рука - это уже вызов ему...
Смехотворный, правда. Он даже почти ничего не чувствует. Это получается, если не думать о том, что часть тебя от плечевого сустава до кончиков пальцев отрезали и выбросили, точно испорченный кусок мяса, а взамен как слабое утешение прилепили белоснежную заплатку бинтов, скрывающую культю. Если сконцентрироваться на тупой боли в сломанном ребре и саднящих мелких царапинах, то можно даже заглушить обманчивое ощущение того, что ты вот-вот пошевелишь несуществующими пальцами, ощутишь мускулы...проведешь ладонью по простыни...
Ерунда. Чушь. Он справится. Вот только...
- Или ты сейчас же уберёшься прочь или останешься на всю ночь…
Гриммджо сказал это, так и не отвлекшись от изучения волокнистых обоев на гладкой поверхности, но слова получились низкими, угрожающе-весомыми и последующая тишина нависла каменной тяжестью.
Жалость ему не нужна была. И отвращение тоже. И любовник, считающий его обрубком.
Пусть лучше сразу уйдет. Жить дальше будет легче без сострадательного взгляда.
Джаггерджак был в этом твердо уверен. Был готов. Но почему-то при звуке шагов он так и не обернулся. Замер, когда осторожные пальцы коснулись бинтов на страшной ране, слегка погладили их. С трудом унял дрожь от невероятного облегчения, когда ему тихо прошептали на ухо:
- Только на одну, Гриммджо? А если я хочу подольше?...
Джаггерджак свистяще выдохнул сквозь зубы, закрыл глаза и позволил ласковым прикосновениям как бы незаметно смахнуть предательскую дорожку слёз, проскользнувших через сжатые веки.
Т19-08 Гриммджо /Ичиго Выхаживать последнего после финального сражения. А+
Т19-08 Гриммджо /Ичиго Выхаживать последнего после финального сражения. А+
271 слово
Разлом, зияющий из черноты зрачков усталым, отрешенным спокойствием. Изможденная бледность, превращающая приветственную улыбку в хрупкую тень. Невероятная уравновешенная сила, наполняющая тягучей тяжестью легчайшее из движений.
Вот, что встретило Джаггерджака по пробуждении в мире живых, сидя на коленях у его футона.
Рыжий парень, который стал немного выше, намного сильней, покорно держащий Джаггерджака за руку. Улицы Каракуры. Вечернее молчание на двоих у набережной.
Вот, что заменило первоначальную ненависть и жажду реванша.
Ночь, сотканная из тихого дыхания в области между ключиц и крепкого объятья, потому что один Ичиго не уснет, лишь будет глазеть из окна на дремлющий город и клевать носом днем, а Гриммджо не хочет видеть его еще более изможденным. Утро, приправленное запахом кофе и обязательным, непонятным: «Спасибо».
Вот, на чем стал основываться его новый мир.
Мягкость и какая-то понимающая покладистость Ичиго. Открытая для жадных поцелуев шея. Пальцы, небольно зарывающиеся в синие пряди. Бессвязный шепот на ухо. Легкие прикосновения губ к отметинам возле глаз. Жгучее, невыносимое отчаянное желание, хоть чем-то заполнить взаимную пустоту, вкладываемое в каждое прикосновение. Ответный благодарный взгляд.
Вот, что злит и пугает Гриммджо больше всего.
Болезненное беспокойство сестер, бесполезное, беспомощное сочувствие друзей и настораживающая заинтересованность Сейретея.
Вот, чему этот новый Куросаки предпочел постоянную компанию арранкара.
В глазах Джаггерджака он не спаситель, не защитник, а ублюдок, сохранивший ему жизнь. Грубая искренность вместо скрываемой боязни и сострадания.
Вот, во что верит Ичиго.
Желание отдать долг из-за невозможности ненавидеть то, что осталось от прежнего Куросаки. На какое-то время уходящая из карих глаз усталость и неподдельная, знакомая улыбка. Стук сердца, когда прикладываешь ухо к мерно вздымающейся груди.
Вот, во что верит Гриммджо.
Т19-89 Гриммджо/Орихиме. Плакать на плече. "Боже, как же я вас всех ненавижу..." А+
Т19-89 Гриммджо/Орихиме. Плакать на плече. "Боже, как же я вас всех ненавижу..." А+
234 слова
- Боже, как же я вас всех ненавижу!...- она в исступлении сжимает тонкими хрупкими пальцами края его куртки. Накопившейся боли и слезам явно мало одной этой бестолковой рыжей дурочки и поэтому они голодно разрывают её на части, заставляя сотрясаться от рыданий.
- Почему вам надо убивать?...Почему только поднявшись, вы должны снова драться? Я лечу, чтобы никому больше не было больно! Чтобы никому не пришлось умирать! А всем все равно больно и все умирают! Я не могу так больше…
Рыжей богине жалко всех без исключения. И арранкарку, которая чуть не избила её до полусмерти. И развеянного в прах Улькиорру, который держал её за ценную игрушку Айзена. И Гриммджо, которого она отыскала в песках и вытащила из небытия, чтобы потом в ответ на приказ отвести его к Куросаки вдруг сорваться, начать молотить кулачками по широкой груди арранкара и, под конец, разреветься, беспомощно уткнувшись в плечо Эспаде. Недоумка Куросаки, понесшегося сражаться с Айзеном, ей тоже очень-очень жалко…
А Гриммджо, вместо того, чтобы прикрикнуть на неё, оттолкнуть вместе с её этим вселенским состраданием, вдруг может только сидеть на песке, придерживая плачущую девушку за спину ладонью. Сломать её сейчас очень легко, Шифферу и не снилось. Но девчонка в кои-то веки перестала игнорировать собственную боль ради других и Джаггерджаку этого внезапно хватает для того, чтобы позволить ей цепляться за него, поливать слезами его куртку и доверить Сексте ту постыдную слабость, которую она никогда бы не смогла показать при друзьях…
Т20-80. Гриммджо/Ичиго. Боязнь восковых фигур. "Больше никогда не води меня в такое дикое место."
Т20-80. Гриммджо/Ичиго. Боязнь восковых фигур. "Больше никогда не води меня в такое дикое место."
503 слова, внелимит
Гриммджо не боится. Вовсе нет.
Это просто дурацкая выставка генсейских восковых поделок, на которую Куросаки его притащил после закрытия на ночь. Поделок хрупких, не имеющих запаха и с плоским, мертвым блеском в ненастоящих глазах. Застывших в разных позах и ролях, с одинаково невыразительными улыбками и гримасами. Таких абсурдно бесполезных...
Он не слушает краткое объяснение Ичиго о каком-то деятеле лишь потому, что ему скучно, а не потому, что следит за покорно замершими в пустоте зала и недвижимости изломанных теней статуями более пристально, чем предпочитает думать. И сломать парочку-другую не глядя, одним резким взмахом ему хочется только от скуки, а не от вязкого сковывающего чувства, порождаемого безжизненными восковыми взглядами. И вопрос, почему живые из всех способов отобразить свое прошлое и настоящее выбрали настолько неживой, его не тревожит. И чувство, будто у него волосы на загривке встают дыбом, не из-за того, что тут ничем не пахнет, совсем как в стерильно-безликих коридорах Лас-Ночес, а тени вдруг становятся искаженными, начинают складываться в силуэты с очертаниями острых масок в виде рога, тюрбана, шлема... Это просто раздражение от бессмысленной ночной экскурсии и навязчивой мысли о том, будто что-то здесь ему о чем-то напоминает, будоражит память, украдкой скользит во множестве искуственных лиц.
И обглоданное чернотой бледное лицо Ичиго совершенно не кажется ему таким же неподвижно восковым с обеспокоено блестящими карими глазами. И нет у арранкара впечатления, что парень вот-вот застынет среди статуй, когда подолгу стоит на месте. Как и желания окликнуть Куросаки по имени, схватить за руку, чтобы убедиться, что он обязательно отзовется, а ладонь в его хватке не раскрошится ломким тленом.
Гриммджо не боится. Вовсе нет.
Он уходит, не спуская глаз со спины ступающего впереди Ичиго, чтобы ни секунды не терять его из виду в топкой, лишенной запахов пустоте, и не оборачивается, словно опасаясь наткнуться на чей-то бессмысленный взор. Или на укоряющее, неуловимое напоминание мертвых теней. Оказавшись на улице, жадно вдыхая прохладный, пропитанный ароматом мокрой после дождя земли воздух и ощущая как тягучее напряжение спадает с него душной волной, он не отвечает на внимательный, выжидающий взгляд и предательски долго позволяет теплым пальцам поглаживать его массирующими движениями от основания шеи до взмокшего затылка. И только потом резко развернувшись, перехватывает, сжимает чужое запястье, ненасытно вглядывается в залитые чистым ночным светом черты, в несколько озадаченно сошедшиеся на переносице рыжие брови и мягкие, вечно уставшие глаза с искрой недоумевающей вины, а затем прижимает к себе грубо и крепко. Обнюхивает волосы, скользит носом по коже понятливо замершего Куросаки, пробует её на вкус.
И только тогда, охватив свое настоящее всеми чувствами, прекращает обманывать себя.
- Больше никогда не води меня в такое дикое место...- говорит он глухо без просьбы, мольбы или угрозы в голосе, а затем умолкает, тихо злясь на собственное признание и не собираясь давать на молчаливый вопрос в карих глазах более подробного ответа. Ичиго же не стремится выяснять, чем так дико это место и что там увидел Джаггерджак, а ёмкого кивка и успокаивающего прикосновения ладоней к лопаткам арранкара на удивления достаточно, чтобы унять злость и невольную, по-животному несознательную дрожь.
Гриммджо не боится. Вовсе нет.
Он на самом деле не хочет возвращаться...
Т20-100. Укитаке | Аарониеро, "Не смей показывать его лицо!"
Т20-100. Укитаке | Аарониеро, "Не смей показывать его лицо!"
120 слов.
Это неправильно! Неправильно! Шинигами с белыми волосами был слаб - он даже не смог защитить своего подчиненного!
Неправильно! Шинигами с белыми волосами был слишком мягок - мертвая память хранила лишь его улыбки и немощь после болезни, которую он не мог одолеть!
Неправильно! Шинигами с белыми волосами должен был сломаться, увидев облик Кайена Шибы!
Неправильно! Шинигами с белыми волосами должен был стать его жертвой! Его!
Но реяцу слабого болезненного шинигами хлещет искрящимися волнами, в распахнувшихся карих глазах горит яростная эмоция, которую нельзя обыграть, невозможно понять, и последним, что запомнят обе части Новены Эспады, будут несущиеся лезвия двойного шикая, боль и крик, праведным гневом пронзающий мрак его убежища...
Не смей показывать его лицо!...
Все заканчивается очень быстро. И очень неправильно...
Т20-72. Старрк. "Но через двадцать минут он проснется"
Т20-72. Старрк. "Но через двадцать минут он проснется"
129 слов
За ним не придут. О нем не вспомнят.
Он лежит среди руин фальшивого города. Изломанный, побежденный и забытый как шахматная фигура, убранная в ходе игры с доски.
Но через двадцать минут он проснется. Через час - сможет стать на ноги и даже открыть гарганту. А через два часа его реяцу восстановится достаточно, чтобы не рассеиваться на общем фоне, обеспечивая ему незаметность.
Однако об этом знает лишь Кёраку, бесстрастно созерцающий павшего арранкара. И не сомневается в том, что поступил правильно и надеется, что этого времени хватит, чтобы Примера Эспада со своей половинкой успели покинуть уже чуждое им поле битвы.
А пока что тот спит обманчиво мертвым сном средь развалин искуственного города и не знает, что победивший его шинигами оказался ему не врагом, а лишь невольным противником в этой жестокой игре.

А еще, попереносить мои и не только исполнения, штоле.
Т17-11 Укитаке|Кейго и остальная Каракурская компания, пост-канон, необходимость стереть подросткам все воспоминания о битве с Айзеном и не желание этого делать.
Т17-11 Укитаке|Кейго и остальная Каракурская компания, пост-канон, необходимость стереть подросткам все воспоминания о битве с Айзеном и не желание этого делать.
326 слов.
Темноволосая девчушка с короткой стрижкой смотрит прямо и смело. В чистых карих глазах лишь один вопрос, не касающийся ни шинигами, ни Сообщества. Она переживает за своих друзей.
Простоватый паренек, пытавшийся защитить товарищей чужим занпакто, взахлеб рассказывает о том, как они удирали от «того патлатого Терминатора», смеясь, заявляет, что это было не страшнее его родной сестры и все же не может укрыть в своем смехе проскальзывающие нервные нотки.
Его друг с детскими чертами лица и подчеркнутой пренебрежительной вежливостью, разглядывает его с заметным недоверием - даже не верится, что этот ребенок не дрогнул перед Айзеном.
Странно одетый и изрядно помятый мужчина с толикой духовной силы устало молчит, хотя Зенноске утверждал, что чудак сыпал лозунгами и ни на шаг не отходил от детей.
Девушка в очках растерянно переплетает пальцы и единственная выглядит откровенно удивленной, поглядывает на Укитаке с некоторым опасением, уже и не зная, ждать ли объяснений.
А ему очень хочется рассказать. Без утайки. Про битву, про потери, про спавшие маски, про то, как плакала красивая шинигами, в одиночку последовавшая за Айзеном в Каракуру...И поведать темноволосой девушке о том, как пылала реяцу, как неистово шел бой, с каким трудом одержал победу её друг, а потом заверить, что и с ним и с Иноуэ все в порядке тоже хочется. И внимать отважному простачку, а в мыслях благодарить Куросаки за то, что души этих детей не пошли на создание проклятого Ключа. И сказать им, какие они храбрые и замечательные - пережив спящий, гудящий от страшной духовной силы Ад, ребята заслуживали хотя бы этого...
Ведь Сообщество Душ не позволило им помнить.
Укитаке же не может позволить себе забыть.
Скомкать собственные воспоминания о крови, о боли, об арранкарах – сильных, сломанных пешках…
Поэтому сейчас он открыто улыбается детям , слушает их и говорит с ними на равных.
Может, им нельзя хранить память о пустынном хаосе, спешном беге от неизбежности, заключенной в белом силуэте с безжалостными насмешливыми глазами,об эйфории от схлынувшей опасности.
В таком случае, Укитаке будет беречь её за них.
Они заслужили хотя бы это…
Т18-52. Гриммджо/Ичиго "Не трусь, придурок."- "Вместе не страшно", А+
Т18-52. Гриммджо/Ичиго "Не трусь, придурок."- "Вместе не страшно", А+
273 слова
Это так смешно - видеть, как шинигами, утягивая его из окончательно опустошенного Уэко в Генсей, говорит с задорной улыбкой "Не трусь!", а сам не может укрыть волнения в карих глазах каждый раз, когда упоминается Сообщество Душ.
Это так раздражает - замечать, как терпеливо Ичиго сносит его нападки, безропотно принимает вызов сразиться, и как он улыбается арранкару, а взгляд его остается виноватым, словно Куросаки хотел подарить Гриммджо весь этот мир и не смог сдержать обещания.
Это так злит - затаившись, наблюдать, как рыжий по ночам ворочается без сна в постели, стискивая зубы и сжимаясь в комок, как снова и снова он отдает себя на растерзание тревогам и переживаниям за другого, как позволяет пытать себя мучительному ожиданию.
Это так правильно - проникнуть сейчас в его залитую полумраком комнату, придавить изумленно охнувшего Ичиго к кровати, сдергивая натягиваемое на глаза полотенце и презрительно шипеть "Не трусь, придурок!", слушать его резкие выдохи, попытки возразить и перебивать его, заявляя, что он не собирается торчать в Генсее с такой размазней.
Это так упоительно - провести носом по рыжим вихрам, сжать напрягшееся плечо, ощущая щекочущее шею дыхание и отчаянный пульс чужого сердца, почти что невесомо прошелестеть на ухо: "Вместе не страшно..." и обхватить вздрогнувшее тело руками, почувствовать как пальцы судорожно вцепляются ему в предплечья, а потом как расслабляется весь Ичиго и зачем-то повторяет с глупой улыбкой и печальным блеском в глазах: "Вместе не страшно..." перед тем как благодарно коснуться губами подбородка Гриммджо.
Это так хорошо - когда напротив бьется еще одно сердце и рядом дышит живое тепло и уже не надо отсчитывать дни до конца дарованого затишья.
Это так хорошо - когда вместе...
Это так хорошо - когда, и вправду, не страшно...
Т18-13. Гриммджо/Ичиго "Или ты сейчас же уберёшься прочь, или останешься на всю ночь." AU
Т18-13. Гриммджо/Ичиго "Или ты сейчас же уберёшься прочь, или останешься на всю ночь." AU
285 слов.
Гриммджо стиснул зубы. В комнате было немного зябко и хотелось натянуть на себя одеяло, но для этого бы пришлось повернуться на правый бок, а значит - отвернуться от стены и встретить вопрошающе-встревоженный взгляд карих глаз.
Джаггерджак и так выглядел слишком жалко.
Быть своенравным королем жизни - вызов. Красить волосы в голубой цвет ради примочки - тоже вызов. Ампутированная после страшной аварии по самое плечо рука - это уже вызов ему...
Смехотворный, правда. Он даже почти ничего не чувствует. Это получается, если не думать о том, что часть тебя от плечевого сустава до кончиков пальцев отрезали и выбросили, точно испорченный кусок мяса, а взамен как слабое утешение прилепили белоснежную заплатку бинтов, скрывающую культю. Если сконцентрироваться на тупой боли в сломанном ребре и саднящих мелких царапинах, то можно даже заглушить обманчивое ощущение того, что ты вот-вот пошевелишь несуществующими пальцами, ощутишь мускулы...проведешь ладонью по простыни...
Ерунда. Чушь. Он справится. Вот только...
- Или ты сейчас же уберёшься прочь или останешься на всю ночь…
Гриммджо сказал это, так и не отвлекшись от изучения волокнистых обоев на гладкой поверхности, но слова получились низкими, угрожающе-весомыми и последующая тишина нависла каменной тяжестью.
Жалость ему не нужна была. И отвращение тоже. И любовник, считающий его обрубком.
Пусть лучше сразу уйдет. Жить дальше будет легче без сострадательного взгляда.
Джаггерджак был в этом твердо уверен. Был готов. Но почему-то при звуке шагов он так и не обернулся. Замер, когда осторожные пальцы коснулись бинтов на страшной ране, слегка погладили их. С трудом унял дрожь от невероятного облегчения, когда ему тихо прошептали на ухо:
- Только на одну, Гриммджо? А если я хочу подольше?...
Джаггерджак свистяще выдохнул сквозь зубы, закрыл глаза и позволил ласковым прикосновениям как бы незаметно смахнуть предательскую дорожку слёз, проскользнувших через сжатые веки.
Т19-08 Гриммджо /Ичиго Выхаживать последнего после финального сражения. А+
Т19-08 Гриммджо /Ичиго Выхаживать последнего после финального сражения. А+
271 слово
Разлом, зияющий из черноты зрачков усталым, отрешенным спокойствием. Изможденная бледность, превращающая приветственную улыбку в хрупкую тень. Невероятная уравновешенная сила, наполняющая тягучей тяжестью легчайшее из движений.
Вот, что встретило Джаггерджака по пробуждении в мире живых, сидя на коленях у его футона.
Рыжий парень, который стал немного выше, намного сильней, покорно держащий Джаггерджака за руку. Улицы Каракуры. Вечернее молчание на двоих у набережной.
Вот, что заменило первоначальную ненависть и жажду реванша.
Ночь, сотканная из тихого дыхания в области между ключиц и крепкого объятья, потому что один Ичиго не уснет, лишь будет глазеть из окна на дремлющий город и клевать носом днем, а Гриммджо не хочет видеть его еще более изможденным. Утро, приправленное запахом кофе и обязательным, непонятным: «Спасибо».
Вот, на чем стал основываться его новый мир.
Мягкость и какая-то понимающая покладистость Ичиго. Открытая для жадных поцелуев шея. Пальцы, небольно зарывающиеся в синие пряди. Бессвязный шепот на ухо. Легкие прикосновения губ к отметинам возле глаз. Жгучее, невыносимое отчаянное желание, хоть чем-то заполнить взаимную пустоту, вкладываемое в каждое прикосновение. Ответный благодарный взгляд.
Вот, что злит и пугает Гриммджо больше всего.
Болезненное беспокойство сестер, бесполезное, беспомощное сочувствие друзей и настораживающая заинтересованность Сейретея.
Вот, чему этот новый Куросаки предпочел постоянную компанию арранкара.
В глазах Джаггерджака он не спаситель, не защитник, а ублюдок, сохранивший ему жизнь. Грубая искренность вместо скрываемой боязни и сострадания.
Вот, во что верит Ичиго.
Желание отдать долг из-за невозможности ненавидеть то, что осталось от прежнего Куросаки. На какое-то время уходящая из карих глаз усталость и неподдельная, знакомая улыбка. Стук сердца, когда прикладываешь ухо к мерно вздымающейся груди.
Вот, во что верит Гриммджо.
Т19-89 Гриммджо/Орихиме. Плакать на плече. "Боже, как же я вас всех ненавижу..." А+
Т19-89 Гриммджо/Орихиме. Плакать на плече. "Боже, как же я вас всех ненавижу..." А+
234 слова
- Боже, как же я вас всех ненавижу!...- она в исступлении сжимает тонкими хрупкими пальцами края его куртки. Накопившейся боли и слезам явно мало одной этой бестолковой рыжей дурочки и поэтому они голодно разрывают её на части, заставляя сотрясаться от рыданий.
- Почему вам надо убивать?...Почему только поднявшись, вы должны снова драться? Я лечу, чтобы никому больше не было больно! Чтобы никому не пришлось умирать! А всем все равно больно и все умирают! Я не могу так больше…
Рыжей богине жалко всех без исключения. И арранкарку, которая чуть не избила её до полусмерти. И развеянного в прах Улькиорру, который держал её за ценную игрушку Айзена. И Гриммджо, которого она отыскала в песках и вытащила из небытия, чтобы потом в ответ на приказ отвести его к Куросаки вдруг сорваться, начать молотить кулачками по широкой груди арранкара и, под конец, разреветься, беспомощно уткнувшись в плечо Эспаде. Недоумка Куросаки, понесшегося сражаться с Айзеном, ей тоже очень-очень жалко…
А Гриммджо, вместо того, чтобы прикрикнуть на неё, оттолкнуть вместе с её этим вселенским состраданием, вдруг может только сидеть на песке, придерживая плачущую девушку за спину ладонью. Сломать её сейчас очень легко, Шифферу и не снилось. Но девчонка в кои-то веки перестала игнорировать собственную боль ради других и Джаггерджаку этого внезапно хватает для того, чтобы позволить ей цепляться за него, поливать слезами его куртку и доверить Сексте ту постыдную слабость, которую она никогда бы не смогла показать при друзьях…
Т20-80. Гриммджо/Ичиго. Боязнь восковых фигур. "Больше никогда не води меня в такое дикое место."
Т20-80. Гриммджо/Ичиго. Боязнь восковых фигур. "Больше никогда не води меня в такое дикое место."
503 слова, внелимит
Гриммджо не боится. Вовсе нет.
Это просто дурацкая выставка генсейских восковых поделок, на которую Куросаки его притащил после закрытия на ночь. Поделок хрупких, не имеющих запаха и с плоским, мертвым блеском в ненастоящих глазах. Застывших в разных позах и ролях, с одинаково невыразительными улыбками и гримасами. Таких абсурдно бесполезных...
Он не слушает краткое объяснение Ичиго о каком-то деятеле лишь потому, что ему скучно, а не потому, что следит за покорно замершими в пустоте зала и недвижимости изломанных теней статуями более пристально, чем предпочитает думать. И сломать парочку-другую не глядя, одним резким взмахом ему хочется только от скуки, а не от вязкого сковывающего чувства, порождаемого безжизненными восковыми взглядами. И вопрос, почему живые из всех способов отобразить свое прошлое и настоящее выбрали настолько неживой, его не тревожит. И чувство, будто у него волосы на загривке встают дыбом, не из-за того, что тут ничем не пахнет, совсем как в стерильно-безликих коридорах Лас-Ночес, а тени вдруг становятся искаженными, начинают складываться в силуэты с очертаниями острых масок в виде рога, тюрбана, шлема... Это просто раздражение от бессмысленной ночной экскурсии и навязчивой мысли о том, будто что-то здесь ему о чем-то напоминает, будоражит память, украдкой скользит во множестве искуственных лиц.
И обглоданное чернотой бледное лицо Ичиго совершенно не кажется ему таким же неподвижно восковым с обеспокоено блестящими карими глазами. И нет у арранкара впечатления, что парень вот-вот застынет среди статуй, когда подолгу стоит на месте. Как и желания окликнуть Куросаки по имени, схватить за руку, чтобы убедиться, что он обязательно отзовется, а ладонь в его хватке не раскрошится ломким тленом.
Гриммджо не боится. Вовсе нет.
Он уходит, не спуская глаз со спины ступающего впереди Ичиго, чтобы ни секунды не терять его из виду в топкой, лишенной запахов пустоте, и не оборачивается, словно опасаясь наткнуться на чей-то бессмысленный взор. Или на укоряющее, неуловимое напоминание мертвых теней. Оказавшись на улице, жадно вдыхая прохладный, пропитанный ароматом мокрой после дождя земли воздух и ощущая как тягучее напряжение спадает с него душной волной, он не отвечает на внимательный, выжидающий взгляд и предательски долго позволяет теплым пальцам поглаживать его массирующими движениями от основания шеи до взмокшего затылка. И только потом резко развернувшись, перехватывает, сжимает чужое запястье, ненасытно вглядывается в залитые чистым ночным светом черты, в несколько озадаченно сошедшиеся на переносице рыжие брови и мягкие, вечно уставшие глаза с искрой недоумевающей вины, а затем прижимает к себе грубо и крепко. Обнюхивает волосы, скользит носом по коже понятливо замершего Куросаки, пробует её на вкус.
И только тогда, охватив свое настоящее всеми чувствами, прекращает обманывать себя.
- Больше никогда не води меня в такое дикое место...- говорит он глухо без просьбы, мольбы или угрозы в голосе, а затем умолкает, тихо злясь на собственное признание и не собираясь давать на молчаливый вопрос в карих глазах более подробного ответа. Ичиго же не стремится выяснять, чем так дико это место и что там увидел Джаггерджак, а ёмкого кивка и успокаивающего прикосновения ладоней к лопаткам арранкара на удивления достаточно, чтобы унять злость и невольную, по-животному несознательную дрожь.
Гриммджо не боится. Вовсе нет.
Он на самом деле не хочет возвращаться...
Т20-100. Укитаке | Аарониеро, "Не смей показывать его лицо!"
Т20-100. Укитаке | Аарониеро, "Не смей показывать его лицо!"
120 слов.
Это неправильно! Неправильно! Шинигами с белыми волосами был слаб - он даже не смог защитить своего подчиненного!
Неправильно! Шинигами с белыми волосами был слишком мягок - мертвая память хранила лишь его улыбки и немощь после болезни, которую он не мог одолеть!
Неправильно! Шинигами с белыми волосами должен был сломаться, увидев облик Кайена Шибы!
Неправильно! Шинигами с белыми волосами должен был стать его жертвой! Его!
Но реяцу слабого болезненного шинигами хлещет искрящимися волнами, в распахнувшихся карих глазах горит яростная эмоция, которую нельзя обыграть, невозможно понять, и последним, что запомнят обе части Новены Эспады, будут несущиеся лезвия двойного шикая, боль и крик, праведным гневом пронзающий мрак его убежища...
Не смей показывать его лицо!...
Все заканчивается очень быстро. И очень неправильно...
Т20-72. Старрк. "Но через двадцать минут он проснется"
Т20-72. Старрк. "Но через двадцать минут он проснется"
129 слов
За ним не придут. О нем не вспомнят.
Он лежит среди руин фальшивого города. Изломанный, побежденный и забытый как шахматная фигура, убранная в ходе игры с доски.
Но через двадцать минут он проснется. Через час - сможет стать на ноги и даже открыть гарганту. А через два часа его реяцу восстановится достаточно, чтобы не рассеиваться на общем фоне, обеспечивая ему незаметность.
Однако об этом знает лишь Кёраку, бесстрастно созерцающий павшего арранкара. И не сомневается в том, что поступил правильно и надеется, что этого времени хватит, чтобы Примера Эспада со своей половинкой успели покинуть уже чуждое им поле битвы.
А пока что тот спит обманчиво мертвым сном средь развалин искуственного города и не знает, что победивший его шинигами оказался ему не врагом, а лишь невольным противником в этой жестокой игре.
@темы: Ичиго, Блич, это все я?! О_О, Гриммджо
Извините, можно стырить?
Благодарю
The first of Espada
Извините, можно стырить?
Не можно, а нужно, Старрк-сама