Название: Ничья
Фэндом: Блич
Пейринг: Ичиго/Гриммджо.
Дисклеймер: Блич - Кубо, тараканы по пейрингу - мои (хотя я не жадная, товарищ Кубо, могу поделиться Х3)
Рейтинг: PG-13.
От автора: АУ-шный драббл сбежал из черновиков. Он хочет казаться прям таким брутальным и вхарактерно написанным драбблом по пейрингу, но я сильно подозреваю, что это завуалированный и оттого еще более неумело написанный флафф. =_=


Аккуратный черный коготь водит по груди. Целенаправленно, будто соединяя невидимые точки, нажимает острым кончиком. Не так сильно, чтобы поранить, но зыбкость этой осторожности будоражит каждый нерв, обостряет чувства.
В голубых глазах настороженный азарт, в черноте зрачков - чарующая жадность, словно он обрел давно желаемое и теперь не знал, как его коснуться, как поступить, как найти силы отвести взор и на сколько кусков разорвать любого, кто попытался бы его отнять.
Гриммджо проводит пальцем вверх, задержавшись между ключиц, на ровном биении пульса.
- Нет.
- А так? – выше, по шее, задев кадык.
- Нет.
Коготь очерчивает едва наметившуюся улыбку, проходится от уголка к уголку. От хищной, острой близости начинают гореть губы.
- Ну что?
«Страшно?» - горит вопрос в лазурном взгляде.
Хищники тоже умеют играть. Но по-своему. Ненавязчиво, вдумчиво, страшно. И в случае Гриммджо никогда – лишь ради развлечения.
Ичиго осмеливается улыбнуться и коготь мгновенно, чуть ли не поспешно переходит на скулы. С нижней губы по подбородку стекает тонкая струйка. Гриммджо шумно выдыхает, но продолжает чертить незримую линию теперь уже на чувствительной коже вокруг глаз. Ичиго податливо, словно принимая условия игры, опускает веки. Чужое упоение, едва сдерживаемый порыв теперь пропитывает каждую клеточку, гулко отдается в сердце, в висках, пока уже не один, а все пять когтей проводят по закрытым глазам, и кажется, будто каждый следующий момент обернется вспышкой боли, вслед которой кровавыми потеками расплывется тьма.
Горячее и шершавое прикосновение старательно тянется влажной полосой от горла к нижней губе опаляя её тщательно выравниваемым дыханием. Пронзительное мгновение – это заостренные зубы прихватили подбородок.
Их игра – это обоюдное испытание.
Не поддаться, не зайти слишком далеко, не сойти с ума от ровного пульса, от близости, от желания забрать все и сразу, в результате получив лишь ничтожно малую часть, в сравнении с тем, что убежит сквозь пальцы.
Не вздрогнуть, не затрепетать, не напороться на смертоносные когти, на горящий взгляд, подобно испуганной добыче, не проявить слабость и не навязать свою силу.
Это удивительно, как смерть одного и того же человека означает проигрыш для обоих участников.
- А теперь, Куросаки? – раздается выдох у самого уха. Ичиго тянет руку, кладет её на затылок арранкара, привлекая к себе, чтобы, открыв глаза, всмотреться в свое отражение в расширенных черных точках посреди потемневших до легкой синевы радужек. Почти так же на него всегда смотрит собственный Пустой из глубин подсознания. Но там в желто-черном омуте, это вызов, полубезумный, смешанный с его же искаженными эмоциями, всем лучшим, обращенным в худшее, в том числе и его собственным желанием быть сильнее. Это то, что руководит мертвой силой, получившей его внешность. А здесь, в незамутненной голубизне все намного чище, проще и в то же время и намного глубже. Желание просто быть.
- Мне обязательно тебя бояться, Гриммджо? – спрашивает Ичиго и, не дожидаясь ответа, целует. Не властно, не требовательно, но настойчиво, едва проводя кончиком языка по звериным клыкам. Теперь наступает очередь Джаггерджака следовать условиям, обхватывать лицо Куросаки когтистыми руками, обвивать хвостом его талию, позволять чужим пальцам водить по своему позвоночнику, по костяным пластинам брони.
Он сейчас опасен как никто и как никогда, опасен тем, что он так близко к бьющемуся в груди сердцу, к уязвимой шее, к незащищенному затылку. И чтобы заглушить зияющую воронку пустоты в своей душе, он будет жаждать страха, ненависти и боли, будет стремиться вырвать их из других. Но если Ичиго хочет показать ему, что есть и иные эмоции, он пройдет эту игру до конца, наравне с Джаггерджаком.
И, чувствуя покалывающий привкус реяцу арранкара на своём языке, пока длинные голубые пряди, укорачиваясь, рассыпаются искрами, белый покров под пальцами сменяется теплой, шероховатой от хиерро кожей, а вместо когтей по вискам и в волосах скользят кончики пальцев, Куросаки понимает, что в этот раз снова ничья. Неприемлемый финал для любой другой игры. Но для этой – единственно правильный.